МУСИГИЧИЛЯР ЩАГГЫНДА ЕССЕ
ПОСТИЖЕНИЕ ДОСТУПНОСТИ
Анар
ЭМАНСИПАЦИЯ ДИССОНАНСА
Анар
ДИРИЖЕР – ЭТО РЕЖИССЕР, КОТОРЫЙ ОСТАЕТСЯ НА СЦЕНЕ
Анар
ДВЕ СЕСТРЫ ДВЕ ЗВЕЗДЫ
Анар
ГРАНИ ТАЛАНТА
Анар

Уникальность Фирангиз Ализаде зиждется, на мой взгляд, в творческом феномене, соединившем две эпохи – советский и постсовестский, и два пространства – Восток и Запад.

        Объемная книга, посвященная жизни и творчеству композитора названа «Фирангиз Ализаде. Триумфальное пересечение Востока и Запада».

        Но до того, как коснуться темы Восток-Запад, хочется остановиться на другом аспекте биографии композитора, совместившего в своем творчестве две исторические эпохи разительно не похожие друг на друга. В самые мрачные годы советского идеологического мракобесия произведения великого Шостаковича были объявлены «сумбуром вместо музыки», а главный политкомиссар, секретарь ЦК А. Жданов, как говорят, наигрывал на рояле чуть ли не «Чижик-пижик», призывая Шостаковича и Прокофьева писать именно такую музыку – простую и доступную народу.

        Когда Фирангиз вступила на композиторскую стезю в стенах Азербайджанской Консерватории, таких трагикомических эксцессов в области музыки уже не было, но по-прежнему под запретом находилось творчество западных авангардистов, а серийная музыка, алеаторика, додекафония считались вражеской диверсией империалистических сил против незыблемых основ советского искусства.

        И даже великий Кара Караев, увенчанный официальными наградами, премиями, званиями, вынужден был, по крайней мере, не афишировать, что в своих последних сочинениях – Третьей Симфонии и Скрипичном Концерте, он обратился к системе додекафонии. Я, не музыкант, но когда слушаю эти замечательные произведения, они доставляют мне огромное эмоциональное удовольствие и мне абсолютно неважно, какими приемами музыкального авангарда пользовался автор.

        Додекафонию в последних произведениях Караева «скрывали» даже его ученики. Я спрашивал моего друга Эмина Сабитоглы в чем же заключаются принципы додекафонии в Третьей симфонии. Эмин отвечал уклончиво, как бы опасаясь выдать государственную тайну – секрет своего учителя. Впрочем, было чего опасаться. В состав нашей делегации, выезжающей в Париж в связи с днями азербайджанского балета, был, естественно, включен и Кара Караев, тем более, что намечался показ и одноактного балета «Лейли и Меджнун» на музыку его симфонической поэмы. Джафар Джафаров, руководитель моей дипломной работы в Университете, в те годы работавший секретарем ЦК КП Азербайджана по идеологии, рассказывал мне, что кандидатура Караева вызвала яростное сопротивление в определенных инстанциях ЦК КПСС. Туманова, влиятельный партийный функционер с издевкой говорила Джафарову: Что же будет делать Караев в Париже, пропагандировать французам додекафонию? Джафаров дал ей достойную отповедь: Караев достаточно мудрый человек, чтобы знать где и о чем говорить.

        Этими личными воспоминаниями я хочу подчеркнуть, что в годы, когда Фирангиз начинала свою композиторскую деятельность всякие «сумбуры вместо музыки» и ждановские «чижики-пижики» канули в Лету, но все еще действовали сусловские идеологические запреты и неукоснительное следование им республиканских партгеноссе местного разлива. Не все же секретари ЦК обладали широтой кругозора Джафара Джафаров и его смелостью ставить на место московских вельмож.

        Запреты, ограничения касались, разумеется, не только области музыки. Печально известное посещение Хрущевым выставки в Манеже и последовавший за ним разгром целой группы передовых художников, как и «бульдозерный» произвол в отношении другого вернисажа – яркие примеры отношения к искусству уже в якобы относительно либеральные времена советского режима.

        Нормативным условием для литературы – было наличие положительного героя, истукана без сучка и задоринки, который и должен был быть примером для подражания. Когда обвинения в отсутствии положительного героя предъявили и Назыму Хикмету и тоном, не терпящим возражения, ему было указано, что без положительного героя не может быть ни одно художественное произведение – ни в литературе, ни в театре, ни в живописи, то великий турецкий поэт в ответ задал наивно-простодушный вопрос: «Скажите, пожалуйста, а кто является положительным героем в картине Шишкина «Утро в сосновом лесу», который из мишек?»

        В самом начале творческого пути Фирангиз повезло, хотя время было не совсем благоприятное для искусства – в Консерватории она попала в класс Караева. Кара Караев был не только великим композитором, но и великим педагогом. Один перечень его выдающихся учеников, составляющих ныне гордость нашей музыки, говорит сам за себя. Караев прекрасно понимал, что нельзя скрывать от будущих композиторов все богатство современной Западной музыки, ее самые смелые эксперименты, достижения и срывы. Именно в его классе студенты знакомились с творчеством полузапрещенных в Советском Союзе композиторов авангардистов – Шенберга и его последователей Веберна, Берга, а также Мессиана, Булеза, Кейджа, Штокгаузена, да и многих других.

        Быть может самой пытливой и любознательной в смысле приобщения к современной музыке, оказалась Фирангиз Ализаде. Таким образом, именно в те годы в классе Караева Фирангиз как бы перекидывала мост от эстетики советского периода к эстетике постсоветского. Караев позволял знакомиться с авангардной музыкой и экспериментировать в этом ключе, лишь с одним обязательным условием – до авангарда, все его ученики должны были освоить мировую классику, уметь сочинять в традиционных камерных жанрах. Зная, что Фирангиз блестящий знаток классических и традиционных форм, зная также ее неподдельный интерес к истокам национальной музыки – мугамам, Караев позволил ей, единственной из своих учеников, писать в технике додекафонии.

        Своеобычный талант Фирангиз Ализаде и педагогическая интуиция Кара Караева нашли свое блестящее подтверждение уже в другую, постсоветскую эпоху, увидеть которую самому Караеву, увы, не пришлось.

        Анализируя явления в музыке постсоветского периода американский музыковед Кайл Ганн, называет Ф.Ализаде одной из самых интересных фигур, появившихся в Восточной Европе за последние несколько десятилетий. Он же делится любопытным наблюдением: «В отличии от многих советских коллег с головой окунувшихся в прежде недоступную им игру с европейскими стилями, она, напротив, отдалилась от них, чтобы вернуться к своим истокам». В газете «Зеркало» видный журналист Азад Шариф, пишет о встрече в США Ф. Ализаде с дочерью А. Шенберга Нурией Шенберг-Ноно (женой известного современного итальянского композитора Луиджи Ноно): «В своем интервью Нурия Шенберг сказала: Я знала, что музыка моего отца в СССР запрещена, но вдруг из Азербайджана приезжает Фирангиз Ализаде и прекрасно исполняет цикл его фортепианных пьес. Это фантастика! Я просто поражена произведением и самой Ф.Ализаде. Это самое лучшее впечатление».

        Музыковед Е.Дубинец отмечает редкую самобытность Ф.Ализаде, объединившей передовую композиторскую технику с элементами многовековых устоев азербайджанской музыкальной традиции.

        Вот именно это – второй, и, возможно, самый важный момент в творческом феномене Фирангиз Ализаде – пересечение Востока и Запада. Если не ошибаюсь эта тенденция началась, во всяком случае самым ярким образом проявилась в известном сочинении Фирангиз ханум «Хабильсайагы». (Я пишу Хабиль,а не Габиль, поскольку на азербайджанском языке эти два разных имени, восходящих к библейской легенде об Авеле и Каине. Имя Габиля носил покойный Народный поэт Азербайджана Габиль, и отличающееся от него имя знаменитого кяманчиста уместно писать как Хабиль (или Абиль).

        Интересно, что идею написать такое произведение, подал всемирно известный виолончелист Монигетти, предложив Ф.Ализаде превратить итальянскую виолончель в азербайджанскую кяманчу.

        Фирангиз ханум выполнила эту задачу блистательно. Монигетти, которому она посвятила произведение и который исполняет ее музыку, считает азербайджанского композитора одним из самых важных авторов в своей жизни.

        В чем, на мой взгляд, особенность «Хабильсайагы»? Как известно, и до этого, на западных инструментах – фортепиано, скрипке, духовых, арфе, органе играли и играют восточные, азербайджанские мелодии.

        И, наоборот, западная музыка, порой весьма своеобразно звучит на наших национальных инструментах. Достаточно вспомнить как известный тарист Рамиз Кулиев, виртуозно исполняет «Чардаш» Монти.

        Но это только переложение, слепок, копия западного оригинала в исполнении восточного инструмента.

        В произведении «Хабильсайагы» несравненно более глубокое взаимопроникновения двух музыкальных миров, органический синтез мугама с возможностями виолончели.

        Вообще у Фирангиз, видимо, особая тяга к этому инструменту. Она посвятила свои произведения кроме Монигетти, также М.Ростроповичу, американскому виолончелисту китайского происхождения Йо Йо Ма.

        Может причина в том, что виолончель больше, чем любой другой инструмент напоминает человеческий, а точнее прекрасный женский голос. Как сказано у Э.Хемингуэя в романе «За рекой в тени деревьев», у Ренаты, юной итальянской аристократки «голос был таким красивым и так напоминал ему виолончель Пабло Казалса, что внутри у него невыносимо ныло как от раны».

        Все три прославленных виолончелиста говорят о Ф. Ализаде самые высокие слова.

        «Фирангиз Ализаде – талантливый композитор – пишет М.Рострапович – обладатель одного из самых высших композиторских рейтингов сегодня. Фирангиз настоящая азербайджанка, ее музыка пронизана древними интонациями народной музыки».

        Остается обратиться к мыслям музыканта, давшего имя сочинению.

        «Хабильсайагы – музыка особая! – говорит Хабиль Алиев – Эта современная классическая музыка, созданная азербайджанским композитором. В ней вдохновенно передан и мой стиль, и в то же время в нем сохранен мой дух. Фирангиз ханум не исказила мой стиль, не разрушила своеобразие моего музыкального языка. Она значительно украсила, обогатила своей фантазией, правильно передала язык мугама. Она большой мастер. Фирангиз ханум впервые осовременила мугам, чтобы донести его до мирового слушателя. Фирангиз ханум глубоко знает, отлично понимает мугам».

        Я привожу эти цитаты из книги «Триумфальные пересечения Востока и Запада».

        Из той же книги я узнал, что родители Фирангиз очень любили мугам, а она сама в детские годы была не только равнодушна к нему, но даже испытывала некую неприязнь: «Родители могли часами слушать мугам, и маленькая Фирангиз никак не могла вытерпеть. Ну почему вы так долго слушаете – укоряла она родителей – Там же ничего не происходит, нет мелодии, мне грустно, скучно, я не могу…»