УСТАДЛАРЫМЫЗЫН ХАТИРЯСИНЯ
ФИКРЯТ ЯМИРОВ – 90
Сяадят ТЯЩМИРАЗ ГЫЗЫ
ОБ АЛЕКСЕЕ ШНЕЙДЕРЕ, ЧЕЛОВЕКЕ И РЕДАКТОРЕ
Марина ЕЛЬЯНОВА
МАМА... КАКОЙ ОНА БЫЛА И КАКОЙ ЕЁ ПОМНЮ
Камина МАМЕДОВА
ЭЛЬМИРА АБАСОВА: «УЗЕИР ГАДЖИБЕКОВ - КОМПОЗИТОР-НОВАТОР МИРОВОЙ МУЗЫКАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ ХХ ВЕКА»
Нигяр АЛИЕВА
ПАМЯТИ ДЖАНГИРА ДЖАНГИРОВА
Гюляра ВЕЗИРОВА
НАРОДНАЯ АРТИСТКА АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ ССР САРА КAДЫМОВА (краткий очерк о жизни и творческой деятельности)
Эльмира ДАДАШЕВА
СУЛЕЙМАН АЛЕСКЕРОВ… ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ
Гюляра ВЕЗИРОВА

К сожалению, сегодня это имя знают немногие, чья профессиональная деятельность начиналась в Москве полвека назад, в середине 60-х годов в Главной музыкальной редакции Всезоюзного радио на улице Качалова (ныне Малая Никитская). Да и сама профессия музыкального редактора на радио (добро бы в нотном издательстве или специальном музыкальном журнале, но именно на радио!) мало что скажет не связанному с миром радио человеку. В самом деле, кто такие эти люди? Чем занимаются? Что привело их на радио? Может быть, это неудачники - несостоявшиеся артисты-исполнители и музыковеды? Или журналисты, не отягчённые глубокими познаниями, зато обладающие лёгким пером и такою же “лёгкостью мыслей”(что приветствовалось во все времена)? Совсем особую - отдельную “когорту” музыкальных редакторов представляли карьеристы, пришедшие сюда “на ловлю счастья и чинов”. Не успев “засветиться” в эфире, ведомые чьей- то невидимой, но сильной рукой, они чрезвычайно быстро достигали руководящих постов, освобождавших от каждодневного изнурительного, но и радостного творческого труда.

        Но были и те, что пришли на радио не по чьей- то чужой воле и не ради заработка (кстати, весьма скромного!), но исключительно по внутреннему призванию. Одним из редчайших “призванных” среди целой армии “званых” был Алексей Евгеньевич Шнейдер, почитавший за счастье служение эфиру! Можно без всякого преувеличения сказать, что в один прекрасный день (случилось это в 1965-м году) Алексей Шнейдер и музыкальное радио нашли друг друга! “Нашли” друг друга Алексей Евгеньевич и тысячи его благодарных слушателей, хотя голос редактора Шнейдера в эфире никогда не звучал! Он “присутствовал” в своих передачах иначе, как бы “за кадром”, и, несмотря на это, его почерк был сразу же узнаваем!

        Просветительскую деятельность на радио, продолжавшуюся около сорока лет, Алексей Шнейдер начинал в Музыкально-образовательном, самом малочисленном и наиболее почитаемом отделе внутри Главной музыкальной редакции. Возглавлявшая этот отдел Римма Иосифовна Генкина придирчиво отбирала своих “музобров” (так мы себя именовали). Мы не имели права быть ТОЛЬКО музыкальными редакторами: каждый из пятерых отвечал за передачу целиком и полностью, начиная с текста, который иногда приходилось переписывать за автора от начала до конца или писать самому. Доставалось нам и за промахи режиссёров, пригласивших на передачу “не тех” чтецов и актёров..Что же говорить о музыке? Она-то и была главным действующим лицом в каждой передаче: ей отводилось 2/3 от общего звучания, и этот закон не нарушался никем и никогда! Искусство и вкус музыкального редактора проявлялись не только в выборе самих музыкальных произведений, но и их лучших исполнителей, а ведь это - “безбрежное море”: к услугам редактора в то далекое время была вся богатейшая музыкальная и литературная фонотека радио, а также записи фирмы “Мелодия”...

        Как главному действующему лицу музыке нельзя было довольствоваться ролью “фона” - в радиокомпозиции текст и музыка должны находиться в постоянном диалоге. Как это объяснить? Необходимо, чтобы музыка в передаче, мягко выходя из-под текста,,”подхватывала” художественное слово и оказывалась на первом плане, досказывая то, что не могло быть высказано “упрямым” словом. “Поцарствовав “ таким образом, исполнив отведённую ей роль, музыка должна была так же естественно раствориться под текстом. А ведь это - искусство, в котором Алексей Шнейдер был недосягаем! Случалось иногда биться часами, чтобы достичь желаемого результата. Привыкшие так относиться к своему делу не могут смириться с тем, как их более молодые коллеги обращаются с музыкой: не мудрствуя лукаво, находят более или менее подходящий к содержанию музыкальный фрагмент и “сплошняком” подкладывают его под текст. Они как будто не слышат, что звучащие одновременно текст и музыка, с её живым, а не застывшим раз и навсегда ритмом, мешают друг другу...

        Многое “упростилось” в работе редактора в наши дни. Зачем часами просиживать в библиотеках или аппаратных, если всё необходимое можно почерпнуть из компьютера за несколько минут? Анекдот из жизни композитора, случай на премьере, чьё-то “хлёсткое” высказывание (не обязательно достоверное!), первая попавшаяся музыка (неважно, в чьём исполнении) - и передача готова! Только вот результат...

        Передачи Алексея Шнейдера так же отличаются от сделанных “на скорую руку”, как произведения Мастера от изделий, выполненных “поточным” методом. Однако сегодня огромное наследие уникального автора и редактора, выражаясь современным языком, - “не формат”. Да и сам Алексей Евгеньевич - прекрасная, но, увы, “ушедшая” натура. Неужели навсегда?! Большинство передач редактора Шнейдера запечатлены на магнитной плёнке, которая, как известно, очень хорошо горит. А как хочется спасти то, что ещё осталось и где-то хранится...

        Но лично для меня Алексей Шнейдер - не только идеальный редактор, многому научивший меня в профессии, не только коллега и друг, но и просто... человек, рядом с которым, словно несколько дней, промелькнули почти сорок очень трудных и очень счастливых лет работы на радио. .

        «Наш Алёшка - настоящий мул, тяжеловес», - знакомила меня с будущими коллегами моя подруга Ёлка Баркова, появившаяся в музыкальной редакции полутора годами раньше.

        - Что значит «мул»? – не поняла я.

        - Ничего обидного! Я имею в виду, как его ни нагрузи, он всё потянет, «выдюжит» - и без малейших признаков недовольства, - разъяснила Ёлка.

        Но ещё более шокирующим, чем сравнение с мулом, мне показалось панибратское «Алёшка», когда я впервые увидела этого человека. Рядом со мной и Ёлкой он выглядел великаном. Сразу бросалась в глаза невероятно большая голова, казавшаяся слишком крупной даже на таком мощном теле.

        Гипертрофированно большими были и черты его лица: правильной формы, но словно увиденный сквозь лупу нос – настолько отчётливо просматривались кровеносные сосуды; толстые «негроидные» губы, но главное, конечно, тоже очень большие, внимательные и добрые карие глаза.

        - Как вы можете называть его на «ты» и «Алёшка»? –удивилась я. Мне и в голову не могло придти, что этому умудрённому жизнью человеку 33 года – на вид ему можно было дать все пятьдесят! Первое впечатление оказалось настолько сильным, что я, единственная из нашей молодой в то время компании, обращалась к нему на «Вы», и никакие брудершафты не смогли изменить форму нашего общения. Что же касается «пятидесятилетнего», «обременённого семьёй» человека, я заблуждалась. 33-летний Алёша вызывал интерес и был принят «как жених» не только в нашей, преимущественно женской редакции, но и за её пределами. Однако он не спешил связать себя узами брака. Оставаясь до 40-а лет свободным мужчиной, он не был похож на «убеждённого холостяка»: у Алексея Евгеньевича был дом, где его ждала любящая и любимая мать. У Алёши не было от Евгении Георгиевны никаких секретов; если он и пытался что-то утаить от неё, то с единственной целью не огорчить, уберечь от лишних волнений. Однако скрыть что-либо от Евгении Георгиевны было трудно. Помню неожиданно поздний звонок от неё; извинившись,она попросила объяснить, что произошло: «Алёша столько раз повторил « мне всё равно!»,- сказала она,- что я поняла: ему совсем не «всё равно» - наверняка у него серьёзные неприятности». Пришлось рассказать Евгении Георгиевне, что, действительно, редсовет отклонил передачу, которую её сын давно и долго вынашивал… Быть может, секрет такой близости между матерью и сыном объясняется тем, что семья рано осталась без отца - безвременно ушедшего кинооператора и режиссёра Евгения Шнейдера. В трудные послевоенные годы молодая вдова одна вырастила и прекрасно воспитала двоих детей – Алёшу и его младшую сестру. Евгения Георгиевна всю жизнь оставалась для сына идеалом женщины и матери. Он был убеждён, что по-другому и быть не может, и буквально «съёживался», когда кто-то в его присутствии позволял себе повысить на мать голос или оставить без внимания её замечание. Он по несколько раз в течение дня звонил Евгении Георгиевне по телефону и всегда торопился домой. Единственное, что могло его задержать в пути, это известие о том, что в магазине «Мелодия» новые поступления. Настоящий меломан, он не мог допустить, что останется без пластинки, за которой давно «охотился». Наблюдая это изо дня в день, я переадресовала ему пушкинские слова: «Одной любви музыка уступает, но и любовь - «Мелодия» (слово мелодия я взяла в кавычки, имея в виду название любимого магазина грампластинок). Но Музыку и Мелодию Алёша любил всерьёз и без всяких кавычек. Отчасти по этой причине он не спешил с выбором спутницы жизни, хотя годы шли, и в претендентках на эту роль недостатка не было. Для покорения такой « укреплённой крепости», как Алёша, им предстояло выдержать испытание музыкой… Одной из наших общих знакомых удалось невозможное: она достала два билета в ложу Большого театра на «Тристана и Изольду» Вагнера – спектакль гастролировавшей в Москве Венской оперы. Алёша был наверху блаженства. Я не сомневалась, что завтра, придя на работу, «утону» в его восторгах и заранее готовила себя к превосходным степеням, «ахам» и «охам», которые предстояло разделить, заглушив вполне объяснимую зависть: я-то этот легендарный спектакль никогда не увижу! Но, вопреки ожиданиям, Алёша с утра был задумчив и молчалив, и только в конце дня я услышала тихое, произнесённое как будто про себя: «Галя заснула во время любовного дуэта во втором акте!».

        Бедная Галя! Этот поход в театр оказался для неё роковым: рядом с Алексеем Евгеньевичем нельзя было засыпать на «Тристане и Изольде» - Вагнер был одним из кумиров редактора Шнейдера. Правда, несколько дней спустя Алёша рассказал, что спала не одна Галя, но буквально все их соседи по ложе, среди которых были именитые музыкальные критики.

        - Бодрствовал я один,- оглянувшись вокруг, заметил Алёша.