А.А.: Как изменилась жизнь после конкурсов?
А.Ч.: Можно сказать, что я нахожусь в процессе изменения. Я пытаюсь переориентироваться на концертную жизнь больше. Начинаю налаживать связи с несколькими агентствами. У меня концерты намечаются в Италии, Испании...
Можно сказать, что следующий сезон почти расписан. Конечно, я не могу пока утверждать, что мне «не передохнуть», есть в этом графике ещё значительные лакуны. Концерты есть, но их пока недостаточно, чтобы можно было спокойно стабильно жить. Но процесс превращения юного, подающего надежды, пианиста в маститого, имеющего ангажементы, исполнителя, уже идет.
А.А.: Давайте теперь поговорим о Ваших композиторских начинаниях. Это недавнее увлечение или всегда было?
А.Ч.: Всегда!!! И это не просто увлечение! Это, как мне кажется, основное мое призвание! Моя тяга к сочинительству проявилась раньше, чем желание быть пианистом. Исполнительства мне недостаточно, потому что в музыкальном процессе исполнитель – это фигура вторичная. Может, где-то она и выходит на первый план, но всё равно, исполнительство – это не автономный художественный процесс. А когда ты садишься и перед тобой нотная бумага и у тебя музыкальные мысли в голове, то понимаешь: это творчество – в самом полном варианте, которое возможно в музыке. Я и к исполнительству стараюсь подходить творчески, иногда как композитор, что порой вызывает много вопросов, часто - противоречивых суждений.
А.А.: А Вы учились композиции?
А.Ч.: Если говорить по существу, этому нельзя научиться. Кое-какие навыки, конечно, необходимо впитывать под руководством педагога, но суть постигаешь сам. Я закончил Центральную Музыкальную Школу как пианист, композитор и теоретик. А в консерваторию, естественно, целесообразно было поступать на фортепианное отделение. Идея была такая: композиторские наклонности я мог развивать и так, занимаясь факультативно. На курс гармонии я ходил не с пианистами, а с теоретиками – к Ю.Н. Холопову. Я успел у Холопова в течение 2х лет прослушать полный курс гармонии. У В.С.Ценовой занимался индивидуально. А если бы я пошёл на композиторское отделение – кто бы со мной занимался фортепиано? Я часто ходил к Ю. М. Буцко, которого считаю одним из последних выдающихся русских классиков. Это потрясающий мастер, который многому меня научил и учит до сих пор, хотя мы и не так часто встречаемся.
Факультативно в консерватории и до этого в ЦМШя занимался у Л. Б. Бобылёва.
А.А.: Вы уже можетесформулировать-чем Вы отличаетесь от других композиторов?
А.Ч.: Мне кажется, у меня наметились какие-то индивидуальные черты стиля и векторы развития моего творчества. Но если честно, пока ничем не отличаюсь – я слишком мало написал. Даже наоборот: в одном сочинении похож на кого-то одного, во втором– на другого. И я считаю, что это хорошо. Некоторые слишком рано пытаются все отрицать и выделиться. И как результат становятся совершенно отрезанными от традиции, какой-либо композиторской школы и профессиональных композиторских устоев. Но я твёрдо знаю, что хочу писать музыку XXI века, как говорится, начало которого ещё не задано.В ХХ веке и ранее есть вещи, от которых можно оттолкнуться.
А.А.: Кого или что Вы имеете ввиду?
А.Ч.: Много всего. Мне, скорее, легче тут рассуждать от противного, о том, какие направления себя изжили и умерли. Например, многие ветви авангардного музыкального искусства полностью себя изжили, я считаю. У нас на композиторском факультете порой люди настроены не видеть тех изменений, которые произошли за последние 30 лет, потому что вторая волна авангарда, как мы знаем, свой пик имела в 60-х годах прошлого века, в 80-е многие (Сильвестров, Шнитке, тот же Буцко, ряд зарубежных авторов…) почти полностью поменяли свой стиль. Почти все авангардные техники шестидесятых изжили себя, и развитие музыки этой эстетики зашло в тупик. Но за этот период были найдены какие-то выразительные средства, какие-то приёмы художественные, композиторские… Но сейчас, на мой взгляд, пришло время от них почти полностью отказаться. По крайней мере, не использовать их в чистом виде. Хотя, конечно, этот период обогатил музыкальный язык.
С другой стороны, в ХХI веке развивается махровый непрофессионализм. Композиторы знают мало музыки, ведь порой придумывать «свою систему» легче, чем следовать традиции и учиться, впитывать... Это отражается на уровне музыкантском.
Я также не хотел бы, чтобы постмодернизм был доминирующей идеей нашего века. Хотя, к прискорбию, возможно именно так это и будет.
А.А.: А что взамен?
А.Ч.: Пока не понятно. Но есть от чего отталкиваться. В числе прочего назову музыку Сильвестрова последних двух с половиной десятилетий. Он нащупал какую-то интонацию, актуальную для современности. Одно из ключевых слов, определяющих ценность музыки Сильвестрова – это красота, но не красота структуры, схемы или симметрии, а тот вид теплой, человечной красоты в музыке, который одно время был потерян из-за нашествия разнообразных течений ХХ века. Душа человеческая истосковалась по такой красоте.
Вообще я считаю, что отталкиваться нужно от человеческого фактора. Так делали романтики, в центре их искусства стоял человек, реальный, живой… Надо об этом вспомнить! И Сильвестров вспомнил. Хотя у него это скорее тоска по красоте, тоска по ушедшему прекрасному, или уходящему...
Любой великий композитор всегда был почвенен и неотделим от той или иной композиторской традиции. Сейчас почему-то стали об этом забывать…
Другое дело, что есть вопрос востребованности, люди изменились, мир изменился, мало кто ходит на концерты. Иногда приходит мысль в голову, что всё это, чем мы, академические музыканты занимаемся, скоро может превратиться в музей. Меняется сознание, большие полотна симфонические слушаются с трудом. Формат сознания иной –клиповый. Нужно это тоже учитывать и не в ущерб высокому музыкальному вкусу и художественной ценности искать что-то…Сильверстов, я считаю, нащупал эту струю: егопоследние Багатели для фортепиано, которые я часто в последнее время исполняю на концертах, отличают сжатость формы, афористичность в которой при этом сконцентрировано глубокое содержание, нечто очень значимое и важное. При этом они очень легко воспринимаются и пронзают своей щемящей красотой самый центр души. А его симфонии, хоть и длинны по времени, слушаются порой как разросшаяся миниатюра… Там совершенно новое отношение к музыкальному времени или, если точнее, к восприятию времени в музыке.
В эпоху потребителей, когда человек не хочет совершать душевную работу и думать, а хочет просто расслабиться, лозунг которой звучит как «получить здесь, сейчас и быстро»,есть наисложнейшая проблема: найти что-то актуальное, и при этом –не потерять то, за что классическая музыка ценится веками. Не работать на потребу, но и быть интересным не только себе самому. Задача тем более ответственная, что никто ни к чему серьёзно не относится. Сейчас в культуре (да и в жизни) главенствуют принципы постмодернизма: эстетически оправдан цинизм и несерьёзное отношение ко всему, высмеивание всего, как сейчас говорят «стёб».
А.А.: А в исполнительском искусстве эпоха постмодернизма сказывается?
А.Ч.: Не знаю. Но там точно такая же ситуация, как и в сочинении музыки: сейчас так много музыкантов стало, и все разные! Одну основную генеральную линию исполнительского искусства выделить невозможно. Если раньше можно было сказать о той или иной музыке – эпоха классицизма или романтизма (всё равно это ярлыки были), то сейчас тем более. Мне кажется, сейчас вообще нельзя никакую тенденцию выявить. Ни в композиторстве, ни – тем более– в исполнительстве.
А.А.: А нельзя ли в каком-то метафорическом плане сравнить засилье азиатских музыкантов в современном исполнительской практике с «симулякрами», ведь они часто только имитируют явление западной культуры, не проникаясь до конца её духом?
А.Ч.: Это скорее феномен не постмодернизма, а превращения искусства в спорт. У них много амбиций: переиграть, перебЕгать… Они очень трудолюбивы и конкурентоспособны. Но с точки зрения внесения чего-то нового в музыку европейской традиции – я пока не замечал... Хотя допускаю, что они могут обновить процесс, внести какую-то свежую струю. Они очень хорошо натаскиваются, т.е. их легко учить, они умеют очень точно копировать.
А.А.: Возвращаяськ Вашему композиторскому творчеству, рискну задать следующий вопрос: над композитором-пианистом довлеет шанс получить статус сочиняющего исполнителя?
А.Ч.: К сожалению,да… Но я всеми силами стараюсь этого избежать.
