А после встречи с Призраком ведущей становится линия знаний Гамлета-мудреца (линия сюжета), раскрывающего свои душевные переживания в скорбно-лирических монологах17. Причём бывшее противоречие (предчувствий и знаний) в сцене кульминации экспозиции — узнавания загробной тайны — трансформируется в новое: знание и безумие, о чём предсказывает ещё Горацио, боясь, что Призрак может его «лишить рассудка и столкнуть в безумие» («Which might deprive your sovereignty of reason / And draw you into madness?») 18. Однако узнавание тайны убийства отца накладывает отпечаток на дальнейшее поведение Гамлета, который обещает Духу отца пуститься к мести «со скоростью мечты и страстной мысли» («Haste me to know't, that I, with wings as swift
As meditation or the thoughts of love,
May sweep to my revenge»).
Таким образом, Гамлет осмыслил, то есть интеллектуализовал19 «эмоционально заряжённую идею» (термин З.Фрейда) в действии и внешне «опроизволил» (использовал по-своему), в данном случае «прикрыл» её безумием20. Отныне принц становится иным. Его перерождение, обусловленное знанием замогильной тайны, характеризуется, по определению Выготского, «почти скорбно-исступлённо-ироническим безумием» [5, 411], то есть в одном трагическом герое, как мы видим, сочетаются четыре эмоционально-психологических состояния, находящихся в конфликтных соотношениях со скорбью, иначе — с бездействием:
– скорбь и исступление;
– скорбь и ирония (скорбь идёт от связи с другим, потусторонним миром, скорбь также есть и предвестник собственной смерти принца; источник иронии — неприятие действительного и разобщённости с ним. Сверх того, ирония Гамлета — это средство карательного, наведённого на окружающих удара);
– скорбь и безумие (и как вариант — мистика), хотя в полном смысле слова сумасшедшим Гамлета никто не считает. Даже Полоний говорит о нём, что «если это и безумие, то в своём роде последовательное» («Though this be madness, yet there is a method in't»). Безумие — это, по тонкому наблюдению Выготского, новое состояние души Гамлета21 и добавим — средство её защиты от посторонних глаз.
А за всем этим — внешняя рассеянность Гамлета и его внутренняя сверхчеловеческая напряжённая сосредоточенность. Поэтому один тип его диалогов, отражающий межличностный конфликт, носит внешний, двусмысленный, ироничный, даже нелепый характер, а другой, который фундируется психологическим конфликтом, — внутренний, лирический. Эти конфликты находят выход в более широком пространстве — столкновении двух миров — реального и потустороннего, жизни и смерти, которые Гамлет призван объединить22. Подобное столкновение является причиной перерождения Гамлета из предчувствующего в знающего и из бездействующего в действующего. Такова, по образному выражению Выготского, «экспозиция его души» [5, 415].
С позиций психологического анализа исследование такой метаморфозы образа Гамлета лежит в сфере динамического рассмотрения его душевных процессов23. Пользуясь более поздними (по сравнению с Выготским) достижениями в психологии, к такому процессу можно применить понятие индивидуации, сформулированное основателем аналитической психологии К.Г.Юнгом (1875–1961). Оно означает достижение психической целостности после контакта с бессознательным и включением его в своё повседневное поведение24.
В отмеченном противочувствии Гамлета (действия и бездействия), переплетённом с другим противочувствием (знаний и безумия), Выготский снова видит развитие двух линий образа Гамлета, два тока, которые движутся своими самостоятельными путями и где-то должны замкнуться [см.: 5, 408].
Ещё одно противочувствие, которое разбирает Выготский в трагедии Шекспира, — это безволие Гамлета и его волевая направленность (в сущности, продолжение анализа его состояния бездействия и действия. — Г.К.) 25. Безволие, составляющее линию фабулы, вытекает из скорбного эмоционально-психологического состояния Гамлета. А его волевая устремлённость (линия сюжета) проявляется в организации театрального представления и серии убийств — Полония, Гильденстерна и Розенкранца, короля, Лаэрта. Источником такого противоречия Выготский считает принадлежность Гамлета к двум мирам (наиболее рельефно их столкновение происходит в сцене принца с матерью, где действие раскрывается в двух реальностях — в разговоре Гамлета с Призраком и диалоге королевы с сыном). Его действование характеризует жизнь, в то время как Гамлет после встречи с Тенью ощущает себя вне жизни26. Поэтому скорбь принца, парализующую его деяния, Выготский считает не первопричиной27. Главной особенностью Гамлета учёный видит его «бездейственную» и «странно действующую» волю, направляемую его мистическим настроем28.
Мистицизм Гамлета Выготский усматривает в его тайночувствии, которое включает в себя создание завесы от других, разыгрывание безумия, своеобразный уход в молчание; его интуитивность и индивидуальные ощущения вневременности, провала времени и их необъяснимость. Поэтому гамлетовский мистицизм, как нам представляется, имеет две стороны:
– видимую для Гамлета, который подчинён чужой, исходящей из другого мира воле, и полностью поглощён её выполнением29. Здесь внедрение мистической силы в реальный мир приводит в движение механизм, а, вернее, «машину» трагедии, о которой принц говорит Офелии в письме к ней: «Твой навеки, драгоценнейшая, пока эта машина принадлежит ему. Гамлет» (Thine evermore, most dear lady,
whilst this machine is to him, HAMLET) [27, 50] 30. Понятие машины Выготский осмысливает как руководство к действию высшими силами, «трагический автоматизм», диктующий подчинённость воли и обусловливающий предопределённость поступков Гамлета;
– видимую для читателей, которым поведение Гамлета кажется безвольным.
Тем не менее своё внешнее безволие принц мучительно осознаёт сам, и это осознание составляет содержание его психологического конфликта, известного как внутриличностный31. Он осуждает себя за бездействие, не знает, почему медлит, хотя мысленно уже готов к свершению убийства короля, и осознанно сдерживает себя в желании убить мать. В этом Выготский видит его «мистическое раздвоение личности, разъединение “я”» [5, 439]. Кроме того, Гамлет как бы отделён от самого себя, когда в состоянии своего безумия совершает предшествующие королю убийства.
Однако только что при помощи театрального представления он сделал явным коварное убийство Клавдием отца Гамлета, то есть прилюдно врастил Клавдия в свои действия по раскрытию его преступления (сделал живую копию с потустороннего сообщения). В реальных образах воплотил рассказ Призрака и тем самым, по наблюдению Выготского, соединил «здешнее» и «потустороннее», а также, воздействуя на совесть Клавдия, заставил трагедию не просто развиваться дальше, а нестись вскачь.
И ещё одну фабулу в трагедии Выготский рассматривает специально, обнаруживая в ней раздвоение, выраженное в воплощении семейной и политической интриги. В первом случае линия фабулы конкретизирована братоубийственным преступлением короля Клавдия, во втором — поединком отца Гамлета и отца норвежского принца Фортинбраса. Раздвоение это, на наш взгляд, скорее, представляется как фабула, в которой семейные распри внутри датского королевства перерастают его границы и выходят в сферу межгосударственных отношений, что составляет линию сюжета. Несмотря на её кажущуюся второстепенность и некую отстранённость от семейного конфликта, она, по образному выражению Выготского, охватывает «семейную историю кольцом» и возносит её над всей фабулой, утверждая господство закона поглощения реального мира потусторонним [см.: там же. С. 483]. Так что цель всей пьесы видится Выготскому не столько в убийстве преступного короля, сколько в восстановлении в правах над Датским троном норвежского принца, отец которого — Фортинбрас — был убит отцом Гамлета в поединке с ним.
Несмотря на справедливость тезиса о восстановлении принца на престол, он нуждается в уточнении. Следуя логике Выготского, утверждавшего, что пьеса Шекспира строится в соответствии с немотивированным законом трагического тяготения, уносящего в загробный мир всех её участников, заметим, что один из них — норвежский принц, всё же остаётся в живых и получает ещё в свои владения Данию. Значит, кто-то оказывается потусторонним силам «не по зубам». Такое исключение в данном случае не подтверждает правило, а предупреждает совсем о другом — о моральной, а затем и физической опасности перерастания семейной вражды в более широкомасштабный — межнационально-политический конфликт, в результате чего род, клан, династия самоуничтожается, а государство переходит в руки иностранных правителей. Фактически здесь даётся представление об этической картине мира.
17. Знания, которые содержат в себе истину, — это одно из важнейших жизненных явлений, которое ценил Шекспир, поскольку в истине он видел её полезность. Ю.Зеленецкий такую полезность объясняет способностью делать выводы из этой истины и «предвидеть результаты действий своих и чужих. Причём предвидеть на века вперёд, поскольку истина эта — вечная» [7]. Учитывая данную информацию, необходимо отметить, что Выготскому как психологу важно, исходя из полученных знаний Гамлета от Призрака, проследить его психическое состояние в связи с новым характером его переживаний.
18. При этом тема скорбных предчувствий не исчезает. В сцене встречи со школьными друзьями — Гильденстерном и Розенкранцем он понимает, что оба они и Гамлет связаны невидимыми нитями трагической судьбы и оказываются её узниками. По словам Выготского, «с удивительной силой душевного ясновидения он [Гамлет. — Г.К.] говорит, что друзья подосланы королём, и знает зачем — выведать причину его скорби. Эта угадка пугает их» [5, 424]. И даже в финале пьесы, когда молодой придворный Озрик предлагает Гамлету придуманный королём поединок с Лаэртом, Гамлет предчувствует её конец («не поверишь, как нехорошо на душе у меня!») [цит. по: 27, 152].
19. Интеллектуализация — это «способ анализа стоящих перед человеком проблем, для которого характерна абсолютизация роли мыслительного компонента при полном игнорировании чувственных элементов анализа» [8]. Терминами «интеллектуализация» и «опроизволивание» пользуются зарубежные учёные Жилл Агулар, Дани Беду, Крис Антонии, разрабатывающие идеи Л.С. Выготского о психологическом содержании подросткового возраста [см.: 1].
20. Мнимость гамлетовского безумия Томашевский объясняет его неожиданным остроумием в постоянных диалогах с придворными [23, 229].
21. По выражению Выготского, «Гамлет — расколотый, раздвоенный, отданный двум мирам, живущий двумя жизнями, всё время помнящий о Тени — отдан и иному сознанию. Его вещая, предчувствующая, видящая насквозь скрытое душа — жилица двух миров, его полное скорбной тревоги сердце бьётся на пороге двойного бытия. Он живёт двумя жизнями, потому что живёт в двух мирах одновременно. Поэтому он постоянно у самой грани этой жизни, у самого её предела, на её пороге, у её последней черты» [5, 421].
22. Анализируя центральный монолог Гамлета «Быть или не быть?», Выготский пишет, что жизнь и смерть — вот грань, по которой всё время идёт Гамлет. И в этом его трагедия [там же. С. 426].
23. Такой анализ означает «рассмотрение психических процессов и явлений как форм проявления определённых и, как правило, скрытых от сознания тенденций, влечений и т.п., находящихся между собой в единстве и борьбе, а также с точки зрения переходов одной подсистемы душевной жизни в другую» [18].
24. По определению К.Г. Юнга, «индивидуация является процессом формирования и обособления индивидуума, прежде всего формирование психологического индивидуума, существа, отличающегося от всеобщего, от коллективной психологии. Поэтому индивидуацией называется процесс дифференциации, имеющий своей целью формирование индивидуальной личности. Индивидуация является естественным явлением, а помехи на её пути в результате преобладания ориентации на коллективные мерки означает нанесение вреда индивидуальной жизнедеятельности» [цит. по: 17].
25. Заметим, что изображение безвольного героя является нарушением правил, сформулированных Аристотелем. Напомним, что первым и главным условием трагического героя, по Аристотелю, должен быть благородный характер, в котором обнаруживается «благородное направление воли» [3, 44].
26. Подобное влияние Призрака на Гамлета сходно в психоанализе с разработанным К.Г.Юнгом явлением инвазии — вторжения сферы бессознательного в сознание, приобретающего полный контроль над последним [см.: 18].
27. Согласно Выготскому, «траурная скорбь Гамлета есть отражение, отблеск потусторонней, замогильной скорби — скорби нездешней, скорби иного мира, которой заразил его Призрак, не только не способствуя, таким образом, но препятствуя свершению мести» [5, 445].
28. По суждению Выготского, «Гамлет — мистик, это определяет не только его душевное состояние на пороге двойного бытия, двух миров, но и его волю во всех её проявлениях, отрицательных и положительных, бездействии и действовании. Мистические состояния души отмечены глубоким безволием, внутренней парализованностью воли и должны сказаться бездейственностью» [там же. С. 430].
29. Гамлет, по наблюдению Выготского, «ощущает свою волю во власти какой-то иной силы (что с другой стороны, и есть безволие), которая руководит им» [там же. С. 431].
30. В этом издании слово this machine переводится как «махина». Выготский же исходит из перевода «машина», что является более убедительным.
31. Источником внутриличностного конфликта оказывается сам человек. Именно он «является самостоятельным генератором конфликта, внутри которого он и развёртывается» [10]. В основе внутриличностного конфликта лежит противоречие, частичное разрешение которого возможно посредством морального выбора одной из двух нравственных ценностей. При этом человек, переживающий внутриличностный конфликт, осознаёт, что «осуществление каждой из выбранных возможностей поступка во имя какой-либо нравственной нормы ведёт к нарушению другой нормы, представляющей для данного человека определённую моральную ценность» [22, 142]. Подробнее о внутриличностном конфликте см.: [9]. Напомним, что источником отображения внутриличностного конфликта была ещё античная трагедия (см.: например, монологи Прометея в трагедии Эсхила (525–456 гг. до н.э.): [30, 170–171, 172, 174–175, 176–177, 179–180, 194, 205, 206–207].
